– Мы все равно начнем воевать… – рав Горовиц шел по набережной. Он хотел позвонить наставнику и посоветоваться:
– Не стой над кровью ближнего своего. Это тоже заповедь, мицва… – он посмотрел на птиц, чаек, и белых, голубей. Аарон бросил им крошки, порывшись в кармане куртки:
– Нельзя сейчас оставаться в стороне, – твердо сказал Аарон, увидев вывеску почты.
В большом, стальном ангаре, у земляного, утоптанного пола гулял легкий ветерок. Снаружи слышался рев моторов. Бомбардировщики, после тренировочного полета, заходили на посадку: Аарон, поймал себя на том, что невольно проводит рукой по гладко выбритым щекам:
– Кузен Стивен был в плену, и Мишель тоже. Они оба воюют, Стивен защищает Лондон от бомбежек, Мишель в силах генерала де Голля… – Аарон прочел в газете о силах Свободной Франции, и о Сопротивлении. Он понял, чем занимаются Мишель и Теодор.
Аарон, украдкой, бросил взгляд в тусклое зеркало, висевшее над головой сержанта. Интендант устроился в углу ангара, спиной к забитым пакетами полкам, за легким, раскладным столом. Аарон понял, что четырнадцать лет носил бороду:
– Кроме того времени, когда я в Дахау ездил, за Людвигом… – у входа в ангар, на зеленой траве, прохаживались, перекликаясь, голуби, – неизвестно теперь, когда удастся ее отрастить. После войны, наверное… – Аарон, невольно, усмехнулся.
– Лейтенант Горовиц, – позвал его клерк, – распишитесь, где галочка. За парадную форму… – он зашевелил губами, – за молитвенную шаль… – в документах интендантского управления так называли талит. Он был армейского образца, кремового шелка, с золотистой бахромой и такой же вышивкой. Скрижали завета, с римскими цифрами, обозначавшими заповеди, увенчивал щит Давида. Такая же нашивка, красовалась на рукаве рубашки цвета хаки. Аарон был в походных, тяжелых ботинках и армейских штанах, в пилотке, вместо кипы.
Армия запрещала не только бороды, но и любую, как объяснил командир Аарона, капеллан Иствуд, одежду гражданского образца.
Аарон до сих пор удивлялся тому, как быстро все прошло. Позже он понял, что в тихоокеанском командовании, не было ни одного капеллана, еврея. Стоило раву Горовицу появиться в Монтерее, на военной базе, как армия приняла его с распростертыми объятьями. Потребовалось всего несколько телефонных звонков. Еврейская Теологическая Семинария подтвердила, телеграммой, его диплом и звание раввина.
Капеллан Иствуд, немного недовольно, сказал:
– По-хорошему, надо было бы вас послать в Индиану, в форт Харрисон. Прошли бы начальное офицерское обучение, в нашей школе… – Иствуд, епископальный священник, носил на нашивках крест, – но времени нет… – он хлопнул ладонью по папке. Аарон увидел на обложке свое имя и звание:
– Потом туда поедете, – заключил Иствуд, – сейчас есть более срочные вещи. У вас отличный послужной список, если можно так выразиться, – капитан Иствуд добавил:
– Знаете языки, жили в Европе. Армии подобные люди нужны, лейтенант Горовиц… – после обрезания сына Бронфмана, Аарон принес присягу.
Рав Горовиц, немного, боялся телефонного звонка отцу. Преимуществом пребывания в армии было то, что с родными связывались за государственный счет. Доктор Горовиц долго молчал:
– Что делать, милый мой. Если ты решил… – Аарон открыл рот, но услышал неожиданно веселый голос:
– В конце концов, Горовицы всегда в армии служили. Достаточно побывать на Арлингтонском кладбище. Я тоже успел повоевать… – доктор Горовиц провел два года военным врачом, во Франции:
– Меиру я сообщу, – добавил отец, – и, может быть, ты Мэтью увидишь. Или тебя на Гавайи пошлют? – озабоченно добавил Хаим: «В Перл-Харбор?»
Куда его посылали, рав Горовиц понятия не имел.
Капитан Иствуд сказал, что он отбывает с базы Гамильтон, где ему передадут пакет, с дальнейшими инструкциями. Гражданскую одежду Аарон упаковал. Он отправил посылку, домой, отцу, за казенный счет. При лейтенанте Горовице имелся вещевой мешок, с Торой, и кошерным рационом, на два дня. На пакете Аарон заметил знакомую ему печать Союза Ортодоксальных Синагог. Тора оказалась тоже привычного издания, с вытисненными буквами: «Армия США». На шее у рава Горовица висело два жетона, с его именем, фамилией, званием, и буквой «Н». Это означало, что он еврей. Капитан Иствуд показал ему выемку, в одном из жетонов.
Капеллан, сухо, объяснил:
– В случае гибели один жетон снимается, и передается командиру подразделения, то есть мне, для регистрации потери. Второй остается для опознания и погребается в могиле вместе с телом… – выемка служила для того, чтобы жетон прикрепили к деревянному гробу, армейского образца. Аарон напомнил себе, что пока США не воюет:
– Но ведь будет, непременно… – он расписался за парадную форму, цвета хаки, брюки, китель, и рубашку. Ему выдали ботинки и пресловутую молитвенную шаль. Аарон уложил все в вещевой мешок. Половина осталась незаполненной. Кроме Торы, тфилин, пакета с рационом, и талита, при нем была бритва, мыло, зубной порошок и щетка, тоже с выдавленными на алюминии надписями: «Армия США». Сержант подвинул большую, амбарную книгу:
– Распишитесь за пакет, лейтенант Горовиц. Поставьте дату и время… – он посмотрел на часы:
– Седьмое февраля, полдень. Ваш самолет… – сержант указал в сторону выхода, – готов к вылету, через четверть часа… – он встал, козырнув Аарону. Рав Горовиц еще не свыкся с армейской манерой приветствовать друг друга. Он тоже, довольно неловко, козырнул в ответ, сунув пакет в нагрудный карман рубашки.