Вельяминовы. Время бури. Книга 4 - Страница 100

100

Аарон поговорил с братом, по телефону. Голос у Меира был веселый. Мисс Фогель приехала в столицу. Официально, президент Рузвельт, отменил обычный бал, в честь инаугурации, но в Вашингтоне устраивали частные, благотворительные празднества:

– Мисс Фогель нарасхват… – было слышно, как Меир затянулся папиросой, – она каждый вечер, где-нибудь, поет. Я отряхнул пыль со смокинга, начистил бальные туфли… – Аарон представил младшего брата, в его кабинете, в Бюро. Он подумал, что Меир, наверняка, пьет кока-колу, положив ноги на стол. Он так и сказал. Меир хохотнул:

– Я еще и жареную картошку ем. Приезжай быстрее, сходим к Рубену. Я соскучился, милый мой… – донесся до Аарона ласковый голос брата.

Рав Горовиц шел к кондитерской Жирарделли, пробиваясь через полуденную, шумную толпу. Он остановился в кошерном пансионе, рядом с отстроенной после землетрясения синагогой Шеарит Исраэль, где, в прошлом веке, работал дедушка Джошуа. Аарон ходил на утренний миньян, и каждый день видел улыбку деда. Портрет рава Горовица висел на стене вестибюля, в числе других основателей синагоги. Аарон, в последний раз был в Калифорнии, подростком, после бар-мицвы. Отец водил их в знаменитое кафе, где Меир зачарованно стоял у шоколадного фонтана. Аарон соблюдал кашрут, но махнул рукой:

– Один раз можно себе позволить. Когда я еще в Сан-Франциско окажусь… – рав Горовиц пока ничего не говорил отцу и брату. Он твердо решил вернуться в Европу:

– Если Авраам сел в тюрьму, как порядочный человек… – Аарон, невольно, пошевелил пальцами левой руки, – то мне надо занять его место. В СССР, легально, меня не пустят. Европа оккупирована. США нейтральная страна, с моим паспортом я могу поехать в Святую Землю. Найду ребят, о которых Авраам говорил, начнем действовать… – пальцы срослись хорошо.

В Харбине Аарон ходил к местному, китайскому врачу. Лекарь использовал тонкие, серебряные иголки. Он обещал, что переломы скоро прекратят ныть, при перемене погоды. Пальцы остались только немного искривленными.

Толкнув дверь кондитерской, Аарон окунулся в запах шоколада и сладостей. Он встал в конец очереди:

– Мэтью часто в Калифорнию ездит. Ему тридцати не исполнилось, а он майор, закончил академию. Он далеко пойдет, как его дед… – Аарон вспомнил жесткое лицо убитого индейцами генерала Горовица:

– Он тоже вице-президента Вулфа напоминал. Мэтью только шрама не хватает, на щеке, для полного сходства… – рассмотрев пирожные, на витрине, рав Горовиц решил ограничиться чашкой кофе. Он вздохнул:

– Папа не писал ничего, однако я знаю, что он внуков ждет. Я родился, когда папе тридцать было. А мне тридцать один. То есть пока не исполнилось, но все равно… – Аарон подозревал, что, с его планами, думать о браке бессмысленно:

– Клара в порядке… – рав Горовиц немного покраснел, – пусть они будут счастливы, пожалуйста. Какая хупа, Америка начнет воевать, рано или поздно. Меир тоже не женится. Но ему всего двадцать пять… – кто-то тронул его за плечо.

– Я смотрю, вы это или не вы… – раздался сзади смутно знакомый голос:

– Здравствуйте, рав Горовиц, рад вас видеть… – Аарон обернулся. Прошло четыре года, однако он узнал это лицо. В последний раз, рав Горовиц видел его в берлинской синагоге, на Ораниенбургерштрассе, с тех пор сожженной. Герр Бронфман стоял перед ним в форме хаки, с нашивками лейтенанта американской армии, с большим букетом цветов.

– Лейтенант Эдуард Бронфман, к вашим услугам… – стащив пилотку с черных, кудрявых волос, он долго тряс руку Аарона:

– Рав Горовиц, я поверить не могу… – за кофе выяснилось, что Бронфмана отпустили с базы, где он служил, на неделю. У лейтенанта два дня назад родился сын.

– Восемь фунтов, – гордо сказал мужчина, – миссис себя отлично чувствует. За дочкой наши соседи присматривают… – он широко улыбался, – я цветы покупаю, пирожные хочу ей принести. Если бы не вы, рав Горовиц, не тетя ваша покойная, да хранит Господь душу ее, ничего бы этого не случилось. И, если я вас встретил, вы сандаком станете, – прибавил лейтенант:

– Мы давно решили мальчика назвать в вашу честь, рав Горовиц… – Аарон, отчего-то, подумал:

– Второй мальчишка с моим именем. А у меня детей нет… – Бронфман служил в армии больше года:

– Языками занимаюсь… – он подмигнул Аарону, – обучаю персонал немецкому… – обрезание устраивали в той же синагоге, Шеарит Исраэль.

Аарон кивнул:

– Не беспокойтесь, мистер Бронфман. То есть лейтенант… – он усмехнулся, – это мицва. Я поменяю билет, останусь в Сан-Франциско. Давно я здесь не был… – у шоколадного фонтана толпились дети. Бронфман выпустил серебристый дым:

– Жаль, что вы на восточное побережье возвращаетесь, рав Горовиц. В армии много евреев, а капелланов не хватает. Не хотят раввины служить… – он вздохнул:

– У нас тяжело, не сравнить с работой в синагоге. На базах ничего такого нет… – Бронфман обвел рукой мраморный пол кафе, деревянную, блестящую витрину с выпечкой:

– Мы в бараках живем, в глухих местах… – они распрощались.

Откинувшись на спинку стула, Аарон погладил бороду:

– Не хватает… – он вынул старую, записную книжку. Аарон не расставался с блокнотом, со времен учебы в Еврейской Теологической Семинарии, в Нью-Йорке. Студентом, он, с ментором, раввином Альштадтом, посещал заключенных. Альштадт служил капелланом в нью-йоркских тюрьмах:

– Он мне подскажет, кто в армии капелланами занимается… – расплатившись, Аарон посмотрел на часы. В Нью-Йорке рабочий день был в разгаре:

100