Маленьким ребенком, в школе, Дебора удивляла учителей тем, что свободно болтала на языках соучеников. Она подхватывала язык после нескольких дней игр с новыми ребятишками. Девочка смотрела на искры, взлетающие в темное, звездное небо, запоминая песни и легенды. Она повторяла сказания, расчесывая длинные, черные волосы, заплетая косы, сворачиваясь клубочком, рядом с другими детьми. Они спали все вместе. Собаки тоже приходили, устраиваясь рядом. Внутри типи витал знакомый, уютный запах дыма и табака. Дебора закрывала глаза, зевая. Во сне она видела буквы, складывающиеся в слова.
К шестнадцати годам она знала французский язык, немецкий, латынь, и с десяток индейских наречий. Красивый Щит приехала на выпускную церемонию. Деборе выделили стипендию, в университете Орегона. Девушка отправлялась получать степень бакалавра, на кафедру лингвистики. О своем отце она так ничего и не знала, Красивый Щит молчала. Дебора, про себя, решила больше ничего не спрашивать. В школе училось много сирот, потерявших родителей:
– Должно быть, он индеец, из другого племени… – девочка видела в зеркале изящный нос, решительный подбородок, высокие скулы, миндалевидные глаза, – такое часто случается. Они с мамой встретились, пожили в ее типи, и он уехал к своему народу… – у людей Большой Птицы муж приходил в семью жены. Не все гости были готовы к подобному.
Красивый Щит привезла потрепанную, замшевую сумку:
– Мать велела отдать, когда вырастешь… – коротко сказала старуха, – о свечах я тебе давно рассказала, ты их зажигаешь, а теперь… – Дебора листала старый, с пожелтевшими страницами, переплетенный в черную кожу, томик. Девушка подняла глаза:
– Святой язык… – она осторожно прикоснулась к надписи карандашом, на первой странице. Почерк был твердым, уверенным. Неизвестный человек писал на том же языке, на котором была напечатана книга. Увидев шестиконечную звезду, потускневшего золота, вытисненную на черной коже, девушка поняла, что перед ней Библия. В школе с ними занимались Писанием, но принимать крещение не заставляли. Им рассказывали о еврейском народе. Дебора видела иллюстрации Гюстава Доре, и картины Рембрандта.
– Отца твоего язык… – Красивый Щит достала из Библии фотографию. Родителей сняли у вигвама. Мать стояла в замшевой юбке, с перьями в волосах, в тяжелом ожерелье на стройной шее. Вышитая безрукавка открывала сильные руки. Поющая Стрела держала в поводу лошадь. Отец тоже носил индейскую одежду, однако волосы у него были коротко пострижены, как делали это белые, а на носу красовалось пенсне. Дебора, невольно, хихикнула. Красивый Щит улыбнулась:
– Мы его называли Зоркий Глаз. Он не обижался. Хороший человек… – старая женщина вздохнула, – знал наши языки, уважал веру, обряды. Он младше твоей матери был, на семь лет, и женат, у себя на Востоке. В университете преподавал. Летом семнадцатого года они встретились… – она перевернула фото: «Вот как его звали».
Деборе тогда это имя ничего не говорило.
В университете Орегона, на одном из первых семинаров, она вздрогнула. Преподаватель размеренно диктовал список литературы, повторяя имя отца:
– Один из лучших лингвистов Америки, знаток индейских языков, антрополог… – профессор поднял палец, – мы будем работать с его книгами, статьями… – Дебора, сначала, собиралась написать в Йель, где профессор Эдуард Сапир возглавлял кафедру антропологии. Девушке стало неловко:
– Что я ему скажу? Он женат, во второй раз. Его первая жена умерла. У него дети, зачем все это? – она несколько раз принималась за письмо, но бросала листок. В прошлом году отец умер.
Дебора хотела поехать в Портленд, в синагогу, попросить раввина перевести надпись на Библии. Она могла бы и сама выучить иврит, с ее способностями, могла бы обратиться к любому преподавателю, занимавшемуся семитскими языками, но не хотела этого делать. Ей казалось, что отец написал что-то личное, предназначенное только для ее глаз. Она была уверена, что мать велела ей зажигать свечи, тоже, по его просьбе.
В Портленд она не успела. Получив диплом магистра, Дебора написала в Йель, профессору Блумфильду, и начала вести семинары со студентами, оставшись при кафедре. Потом в университете появился посланец Министерства Обороны.
– Какая разница? Я все равно не еврейка, по их законам… – Дебора толкнула дверь в комнату. Мылись они в общем душе, на каждой половине барака устроили умывальную. Девушек на базу приехало всего трое. Они, смеялась Дебора, купались в роскоши. Работа оказалась довольно легкой. Математики и лингвисты трудились над новыми кодами, для шифровальщиков армии США, создавая комбинации на основе индейских языков.
Дебора прошлепала босыми, влажными ступнями к столу. Она была в армейских, мужских брюках цвета хаки, и похожем, грубого хлопка свитере. Мокрую голову прикрывало полотенце. Кинув его на койку, девушка расчесалась. Одну из тетрадей заполнял мелкий почерк Красивого Щита. Дебора приезжала на каникулы, в резервацию, вести полевые исследования. Старуха всегда подсовывала девушке тетрадку с рецептами индейских блюд и снадобий: «Чтобы ты не забывала родные края».
– Я не забуду… – ухватив с тарелки кусок вяленого, бизоньего мяса, Дебора полистала страницы:
– Любовное снадобье. Если хочешь, чтобы мужчина всегда следовал за тобой, носи сушеный краснокоренник, на шее, и положи траву ему под подушку… – летом прошлого года Красивый Щит почти насильно сунула в мешок Деборы связку краснокоренника: