– Мы потрясены гением фюрера, гауптштурмфюрер фон Рабе… – у женщины были белые, словно жемчуг, зубы, – его заботой о простых людях Германии… – одним кольцом фрау Рихтер можно было оплатить годовую аренду квартиры, где-нибудь в рабочем Веддинге.
Генрих разозлился:
– Они жертвовали деньги, когда Гитлер еще выступал в пивных. Посылали золото, из Аргентины, из Швейцарии… – занимаясь концентрационными лагерями, Генрих пока не имел доступа к серой бухгалтерии НСДАП. Однако он подозревал, что фрау Рихтер может хорошо знать, где и на каких счетах лежат средства нацистов. Генрих читал распоряжения министерства финансов рейха о сборе ценных вещей у заключенных в лагерях. Золотые зубы, кольца, часы, отправлялись на монетные дворы, где их переплавляли в слитки. Помогая женщине выйти из машины, во дворе виллы, Генрих бросил взгляд на ее хронометр, с бриллиантами:
– Она не просто так сюда приехала. Женская конференция, ищите дураков поверить… – глаза у фрау Рихтер были серые, спокойные. Поднимаясь по гранитным ступеням, она громко восхитилась архитектурой виллы.
Генрих посмотрел на стройную спину, в замшевом пальто. Фрау Рихтер могла заниматься подпольными финансами, размещая средства нацистов в Швейцарии и Аргентине. Генрих укрепился в своей уверенности, когда фрау Рихтер сказала, что долго жила в Буэнос-Айресе. У ее покойного мужа имелась контора в столице Аргентины.
– Понятно, какая контора… – Генрих обнял отца. Граф Теодор встречал их на ступенях, с Аттилой. Овчарка бросилась лизать руки фрау Рихтер и ее дочери.
Старший фон Рабе смутился:
– Простите, мадам…, фрау Рихтер. Аттила очень ласковый пес… – тонкая рука девочки легла на мягкие уши, Марта присела. Аттила лизнул ее в щеку и даже, показалось Генриху, заурчал, будто кошка. Фрау Рихтер улыбнулась:
– Что вы, ваша светлость, у нас нет домашних животных. Я много работаю, Марта в школе… – Генрих заметил, что отец, немного, покраснел. Он поклонился фрау Рихтер: «Большое спасибо, что навестили нас. Эмма много рассказывала о талантах вашей дочери…»
– Я следую примеру Эммы, ваша светлость, – звонко сказала девочка, – она мой идеал… – граф фон Рабе повел рукой:
– Кофе, фрау Рихтер, обед, а потом я покажу вам картинную галерею. Мой старший сын отлично разбирается в искусстве. Он, к сожалению, сейчас в командировке, а Отто встречается с коллегами… – Генрих посмотрел вслед широкой, крепкой спине отца, в твидовом пиджаке. Аттила побежал следом за фрау и фрейлейн. Сестра шепнула: «Упаси меня Господь, я не хочу быть идеалом этой дурочки…»
Генрих неслышно фыркнул, подтолкнув Эмму в сторону библиотеки: «Придется весь обед слушать их треск. Верные дочери фюрера…»
Верная дочь фюрера смотрела на него, прозрачными, зелеными глазами. На белых щеках играл чуть заметный румянец. Генрих ощутил, как ноет у него сердце:
– Ничего нельзя, до победы. Когда она придет, неизвестно… – он, строго, сказал себе:
– Это зависит от всех нас. От меня, от отца, от людей, нам доверяющих. Германия оправится, мы со стыдом вспомним эти годы. Надо работать, и не думать, ни о чем подобном… – он отвел глаза от фрейлейн Рихтер:
– Я вам сыграю Брамса. Венгерский танец. Венгрия, является нашей союзницей, в Восточной Европе, – Марта, напоминала себе, что перед ней эсэсовец, убийца, создающий концентрационные лагеря. У него были серые, большие глаза, в темных ресницах. В каштановых, мягких волосах, попадались рыжие пряди:
– Это он в отца, – поняла Марта, – хотя отец его поседел. Шестьдесят лет ему, друг Геринга, Геббельса… – граф Теодор устроился рядом с матерью. Аттила запрыгнул на диван, прижавшись к Эмме. Марта тоже хотела пойти туда, но не могла оторваться от рояля. Она смотрела на его крепкие пальцы. Генрих играл по памяти, прикрыв глаза:
– У него сейчас другое лицо, – поняла Марта, – настоящее… – Генрих вспоминал пивную, в Праге, и музыку Сметаны. Он видел самолеты, с детьми, уходящие в небо, и робкую улыбку Пауля. Марта, внезапно, сглотнула:
– Не смей. Он нацист, он расстрелял бы тебя, если бы знал, кто ты такая… – в гостиной звучала последняя нота. Марта не заметила высокого мужчину, тоже в эсэсовской форме, стоявшего у дверей. Она смотрела только на Генриха. Очнувшись, услышав аплодисменты, девушка повернулась. Она узнала голубые, холодные глаза. Граф Теодор показал им парадный, семейный портрет:
– Отто фон Рабе, – вспомнила Марта, – он врач. То есть преступник, как и все они… – граф Теодор поднялся:
– Мой средний сын, Отто. Мы думали, что ты с приятелями отобедаешь, милый. Это фрау и фрейлейн Рихтер. Они участвуют в женской конференции… – увидев зеленые глаза девушки, у рояля, Отто почувствовал что-то неприятное, внутри:
– Нет, с ней ничего не получится. Скорее, наоборот, – Отто перевел взгляд на ее мать. Фрау Рихтер, улыбалась, одними губами: «Очень рады знакомству, герр штурмбанфюрер…»
– Без титулов, без титулов… – поднял руку граф Теодор: «И меня называйте просто по имени, пожалуйста, фрау Рихтер».
– Тогда и вы меня Анной… – она поставила на серебряный поднос пустую чашку:
– Вы прекрасно играете, герр фон Рабе. Марта права, гений фюрера наполняет жизнь подданных Германии. Только здесь чувствуешь его величие… – Генрих увидел какие-то веселые искорки, в зеленых глазах фрейлейн Рихтер.
Завыл гонг. Старший фон Рабе предложил руку фрау:
– Я очень, давно не водил никого к столу, кроме дочери… – Генрих увидел, что Отто подал руку Эмме. Фрейлейн Рихтер стояла, вертя ноты. Генрих, поднявшись, заставил себя предложить девушке руку. От нее пахло жасмином, у нее оказались теплые пальцы. Сердце часто забилось, Генрих скосил глаза на бронзовый затылок. Фрейлейн была немного ниже его. Марта увидела, вблизи, эсэсовские руны, на его нашивках: