Вельяминовы. Время бури. Книга 4 - Страница 166

166

– Ерунда, – одернула себя девушка, – вы просто потанцевали. Вы друг друга давно знаете, он родственник… – Лаура помнила прикосновение сухих, горячих губ к пальцам, крепкие, надежные руки. Он отлично танцевал:

– Как Наримуне… – пришло ей в голову, – а с ним… со Стивеном, я только подростком танцевала… – Лаура подумала, что Густи, должно быть, родила, в Лондоне:

– Они все рады…, – грустно поняла девушка, – Густи, на Ганновер-сквер месяц проведет, с маленьким. Тетя Юджиния вокруг нее хлопочет, наверное, и Стивен тоже… – Лаура, незаметно, смахнула слезы с глаз:

– У нее никто не отнимет малыша. И у Регины дитя родилось. Сестричка, для моего мальчика… – Лаура велела себе собраться. Девушка, деловито сказала:

– Пока я здесь, я еще и кухней займусь, если мне из лагеря хода нет… – кузены запретили ей участвовать в операциях.

– Другого радиста у нас не появится, – хмуро заметил Драматург, – а тебя, когда ты нас обучишь на рации работать, ждут в остальных отрядах, моя дорогая Монахиня… – выдохнув сизый дымок папиросы, он аккуратно обошел лягушку, сидевшую на тропинке:

– Облачение мы тебе достанем, – пообещал Теодор, – у нас Маляр на исповедь ходит, причащается. Другие ребята тоже. Монастырь по соседству, настоятель отличный… – от фермы до лагеря было больше пяти миль по заваленной упавшими деревьями, еле видной тропе. Жужжали ранние пчелы, пахло свежей, весенней травой. Кузены помогали Лауре перебраться через валежник. Девушка усмехнулась:

– Я сорок раз прыгала с парашютом, на сушу и в море. Ныряла, с аппаратом… – прикусив зубами травинку, Мишель сдвинул кепку на затылок. В белокурых волосах играло солнце:

– Все равно, кузина… то есть мадемуазель Леблан… – в голубых глазах играли искорки смеха, – мы с Теодором оба французы, хоть он и наполовину. Позвольте нам, дворянам, проявить рыцарские качества… – сделав небольшой привал, на половине дороги, у тропинки, они выпили кофе, сваренный женой фермера, и покурили. Мишель показал Лауре на карте расположение монастыря:

– В глуши, как и лагерь… – обитель стояла на маленькой речушке, в бесконечных лесах между Ренном и Динаном.

Лаура смотрела на пустые, крепко сколоченные полки, в землянке. Драматург забрал холщовую сумку, с двумя книгами, на русском языке, маленький образ Мадонны, в потускневшем, серебряном окладе, и фамильный, короткий клинок. Лаура потрогала острые грани алмазов и сапфиров:

– Ему тысяча лет, – Теодор, почему-то, вздохнул, – и кольцо у меня осталось, от матери покойной… – Лаура заметила в расстегнутом вороте рубашки кузена блеск синего бриллианта. Драматург носил кольцо на одной цепочке с простым, серебряным крестиком. Лауре принесли спальный мешок, из простеганного сукна, подушку и даже медный таз. Драматург обещал ей, позже, обустроить, как назвал ее кузен, душевую с удобствами. Лагерь возвели на сухом холме, посреди болота. Последнюю милю пути они с кузенами миновали больше чем за час. Теодор сказал, что со времен генерала де Шаретта бревна на гати никто не менял.

– И мы не собираемся… – к вечеру распелись лягушки, зазвенели комары, – никому сюда не пробраться, кроме нас… – бойцы встретили Лауру аплодисментами, девушка даже покраснела. В лагере не было недостатка в пресной воде. Среди серых камней, поросших мхом, лился с холма, кристально чистый ручеек. Мишель объяснил, что в старинные времена, судя по всему, здесь располагалось святилище кельтских жрецов, друидов.

– Это менгиры, – он коснулся теплого камня, – на юго-западе, под Карнаком, их гораздо больше. Теодор меня туда возил, подростком. Мы не знаем, зачем их друиды возводили, но, скорее всего, здесь приносили жертвы… – семь камней стояли неровным кругом. Вода оказалась холодной, Лауре заломило зубы.

– Мы здесь моемся… – Мишель покраснел, – приходи раньше. Или позже… – торопливо добавил он, – в общем, как тебе удобней… – в Фужере, посетив аптеку, Лаура купила вату, и бинты. В отряде тоже имелись лекарства. Один из бойцов служил, до капитуляции, фельдшером. Лауру обучали первой помощи, но, развертывая рацию, она вздохнула:

– Серьезной раны здесь не вылечить. Мишель говорил, что деревенские врачи, помогают Сопротивлению. Они три человека потеряли, с осени. И они оба были ранены, и Теодор, и Мишель… – кузен, мимоходом, заметил:

– Царапина, ничего страшного. На войне у меня тяжелее ранение было… – прием оказался отличным. Лаура быстро поймала лондонские новости.

Югославия присоединилась к тройственному пакту. Через два дня в Белграде произошел путч, регент Павел бежал, а на престол взошел семнадцатилетний король Петр. Лаура не занималась аналитикой по Балканам, но знала, что к путчу приложили руку посланцы из Блетчли-парка, находящиеся в Белграде. По словам диктора, король Петр собирался подписать соглашение о дружбе с СССР:

– С Югославией можно проститься, – хмуро сказала Лаура, когда новости закончились, и диктор объявил прогноз погоды, – на следующей неделе Гитлер начнет бомбить Белград и введет войска в страну… – Теодор присвистнул:

– Они тоже будут воевать, дорогая Монахиня. Появятся партизаны, как здесь, как в Бельгии… – в Фужере Лаура купила коллаборационистскую газету. Она прочла о бандах, действующих в Арденнских горах.

Они обсудили новости с кузенами по дороге в лагерь. Мишель отозвался:

– Это шахтеры, конечно. Но не стоит ждать, что Виллем, то есть будущий святой отец Виллем, к ним присоединится. Он, я помню, собирался в Конго вернуться, опекать сирот… – после новостей Лаура вызвала Блетчли-парк.

166