Вельяминовы. Время бури. Книга 4 - Страница 158

158

– Морг списки погибших вывесил. Двести двенадцать человек, врач говорил. Двести тринадцать, если с девочкой… – доктор, ничего не скрывая, объяснил, что ребенок провел час на холоде. Рана могла воспалиться:

– Она здоровая девочка… – тихо сказал доктор, – она даже поела. У нас есть кормящие женщины, в родильном отделении. Но если начнется жар, поднимется температура…

Он развел руками:

– Сердце не справится, мы ничего не сможем сделать… – надо было подойти к Густи, но Стивен не двигался, глядя на маленькую очередь, у двери морга. Питер был под наркозом. Кузен еще не знал, что его мать погибла:

– Она там… – Стивен коснулся кольца, у себя на шее, – и мистер Майер тоже. Миссис Клара осталась вдовой, с четырьмя детьми… – приземлившись на базе Бриз-Нортон, Стивен сразу поехал в Лондон. Полковник нашел записку, под парадной дверью особняка, на Ганновер-сквер. Он узнал почерк жены:

– Мы с тетей Юджинией и Питером встречаемся в Ист-Энде. Вечером увидимся, люблю тебя… – Стивен, наконец, оглянулся. Коридор был пуст, у палаты стояла медицинская сестра:

– Она… ваша жена, готова, полковник… – девушка посмотрела на заплаканные, распухшие глаза, – вы можете попрощаться. Потом надо… – тонкая рука указала куда-то вниз. Стивен увидел русые, влажные волосы. Густи лежала, вытянувшись, без подушки. Он вспомнил белую, каменную пыль на лице мертвой Изабеллы:

– Густи, тоже побледнела… – Стивен понял, что летчики умирали по-другому, – в небе подобное не замечаешь. Часто и тела не остается… – в коридоре, едва уловимо, пахло гарью. Он услышал свист осколков, в Мадриде. Черные хлопья пепла, кружились в небе:

– Я тогда не спас Изабеллу, и теперь я виноват. Если бы я сегодня полетел в патруль, вместо, Франции, Густи была бы жива. Все были бы живы. Я не пустил бы немцев в Лондон… – он сжал кулаки: «Спасибо».

Сестра помялась:

– Вы, пожалуйста, не трогайте ее… то есть тело… – девушка тяжело вздохнула. По небритой, в каштановой щетине, щеке, катилась слеза. Сестра помнила о просьбе врача:

– Это правила, – твердо завершила девушка, – так положено… – лазоревые, запавшие глаза тоскливо взглянули на нее. Она видела, что полковник все понял. Он вытер ладонью щеки:

– Я… я просто посижу рядом, сестра. Просто посмотрю на нее… на мою жену… – Густи закрыли глаза. Длинные, темные ресницы тоже были немного влажными. Наклонившись, поцеловав ссадину на щеке, он прижался губами к ледяному, высокому лбу. Ее укрыли холщовой простыней. Из-под ткани не было видно даже кончика пальца. Стивен не хотел больше ни о чем думать. Встав на колени, он положил голову на кровать. Стивен плакал, гладя шершавую, холодную ткань:

– Густи, прости меня, прости, пожалуйста. Густи, почему… – Стивен не знал, сколько времени прошло. В окне заиграл ветреный, алый закат, на полу комнаты залегли темные, глубокие тени. Чья-то рука легла ему на плечо, полковник вздрогнул, обернувшись. Стивен помнил лицо врача:

– Он мне сказал о ней… о девочке… – доктор помолчал:

– Сэр Стивен, к сожалению, как мы и предполагали, ребенок, вряд ли переживет ночь. Подержите ее на руках… – врач вздохнул, – пусть она… побудет с вами, хотя бы немного… – заставив себя подняться, Стивен пошел за врачом в комнату, где умирала безымянная, новорожденная девочка, его дочь.

Черная, бакелитовая трубка телефона была еще теплой. Столик, на колесиках, вкатили в палату через полчаса после того, как Питер очнулся. Голова была тяжелой, виски гудели. Он пошевелился, чувствуя боль в груди, бинты, стягивающие спину. Губы пересохли. Он вспомнил страшный крик, звон стекла, осколки кирпичей, от фабричной трубы, черные силуэты самолетов.

– Мама выступала на верфи. Я Густи толкнул под машину… Что с ними… – Питер застонал, ощутив на губах прохладу кислой, с лимоном воды. Он жадно пил, голова немного кружилась. Дрогнув ресницами, он увидел сумрачную, с одним ночником, палату. За окном зажигались фонари. Сестра приподняла его, подсунув за спину подушку:

– Осторожно, осторожно, мистер Кроу… – Питер повернул голову. Он смотрел в покрасневшие, заплаканные глаза кузена Стивена. Полковник молчал, сестра вышла. Питер услышал какие-то распоряжения, из-за двери, звон ложечки в стакане, шум шагов, по коридору. Он заметил, как подрагивают сильные, длинные пальцы летчика.

Стивен, только что, положил девочку под ее плексигласовый колпак. Ее запеленали, но через холст, и ткань чепчика, он чувствовал жар. Малышка горела, не открывая запавших глазок, тяжело дыша. Врач, отодвинув пеленки, показал перевязанную ручку:

– Ее ранило, когда она еще не родилась… – понял Стивен, – осколок, убивший Густи, ранил девочку. То есть и родов не было… – об этом Стивен думать не хотел, и не собирался. Рану зашили, но, судя по всему, после часа, проведенного девочкой под завалом, у нее началось воспаление легких.

– Мистер Кроу защищал ее, своим телом. День был теплый, но все равно… – вздохнул врач, – для новорожденного очень опасно оказаться в подобных условиях… – когда Стивен держал дочь на руках, она даже не двигалась. Он слышал, как неровно, часто бьется маленькое сердечко. Девочка не плакала, не хныкала. Он, отчего-то, подумал:

– Бережет силы. Сто четыре градуса у нее, сто четыре градуса… – дочери дали жаропонижающее средство, но лекарство не помогло:

– Она только один раз поела, – сказал врач, – днем, когда их привезли, с мистером Кроу. Температура поднимается. Сердце не выдержит, она угаснет… – ему сказали, что девочка крепкая, но Стивен не мог забыть легкое, крохотное тельце. Доктор объяснил, что младенцы быстро теряют вес:

158