Дебора, почему-то, сразу поняла, что перед ней раввин:
– В Шабат нельзя бриться, у него щетина отросла… – она смотрела на темные, коротко стриженые волосы, на пилотку цвета хаки. У него были большие, красивые глаза, в длинных ресницах, тоже темные, будто патока. Капеллан носил парадную форму, с золотистыми нашивками:
– Скрижали Завета, – Дебора увидела римские цифры, – и десять заповедей. Какой он красивый… – девушка рассердилась:
– Нашла, о чем думать. Попроси его прочитать надпись… – она откашлялась: «Вас комар укусил».
Дебора едва не застонала:
– Ты сюда не глупости пришла говорить… – услышав зуд, девушка хлопнула себя ладонью по щеке.
– Поздно, – у него был смешливый, низкий, голос, – вас тоже, мисс. Вы кого-то ищете? – Аарон подумал, что девушка, наверное, пришла из научной зоны. Больше ей появиться было неоткуда. Высокие, смуглые скулы девушки немного покраснели. Аарон велел себе отвести глаза:
– Какая красавица. Она, наверное, к отцу Делани пришла. Она похожа на итальянку… – рав Горовиц, вспомнил, как, на перроне вокзала в Каунасе, Регина, ковыляя, торопясь, бежала к Наримуне:
– У них ребенок родился, они счастливы… – горько вздохнул Аарон, – а я? Когда я встречу девушку, которую никуда не захочется отпускать? Как Габи покойную, как Клару… – незнакомка прижимала к груди книгу.
– Мне нужен капеллан Горовиц… – выдавила из себя девушка, – то есть раввин Горовиц, то есть… – тонкая рука протянулась к Аарону. Он смотрел на потрепанный томик, переплетенный в черную кожу, на шестиконечную звезду, тусклого золота.
– Дедушка Джошуа последним Тору видел. Восемьдесят лет назад, в форте Ливенворт, в Канзасе, когда бабушку Мирьям похитили. Ее украл старейшина Элайджа Смит, отец дедушки Джошуа… – Аарон, много раз, слышал семейную легенду, от отца.
Доктор Горовиц разводил руками:
– Бабушка Мирьям книгу потеряла, в скитаниях. Тогда Запад совсем диким был. Жаль, конечно, Торе три сотни лет. Аарон Горовиц в Южной Америке ее хранил, когда в джунглях обретался… – Аарон подумал, что кинжал все еще у сестры:
– Клинок тоже очень старый, старше Торы. Может быть, девушка, из мормонов. Они скромно одеваются. Нашла где-то книгу… – она откинула изящную голову:
– Меня зовут Дебора Маккензи, я оттуда… – девушка махнула в сторону ограды, – мне нужна ваша помощь, капеллан Горовиц. Я не еврейка, однако, у меня в семье сохранилась Тора. Здесь что-то написано… – взяв книгу, Аарон, невольно коснулся, на мгновение, ее руки.
Дебора почувствовала твердую, уверенную ладонь, на плече:
– Не бойся, Двора, – ласково шепнул знакомый голос, – как сказано: «Доколе не восстала я, Двора, доколе не восстала я, мать в Израиле». Все случится, обязательно. Воспряни, Двора… – рав Горовиц, вежливо, сказал: «Прошу вас, мисс Маккензи».
Девушка поняла, что он держит дверь барака открытой, пропуская ее вперед.
– Простите, – Дебора, смутившись, шагнула внутрь.
Черные косы метнулись, Аарон вдохнул запах дыма и свежей воды. Он оглянулся, следуя за девушкой по коридору. В звездной ночи, в свете бледной луны, Аарон увидел белый всполох. Птица раскрыла крылья, исчезая над крышами Хэнфорда.
В пятницу Аарон особенно тщательно убрал синагогу. Она обещала принести подсвечники. На прошлой неделе они зажигали свечи, поставив их на тарелку, из столовой. Аарон записал, в блокноте, что надо привезти из Сиэтла бокал, для вина, и салфетку, для хал.
Распогодилось, в открытом окне сияло полуденное солнце, щебетали птицы. Аарон стоял, над ведром с водой, держа швабру. Он смотрел на ограду базы, на шлагбаум, преграждавший дорогу в научную зону. Рукава рубашки он закатал и снял ботинки. Пол рав Горовиц научился мыть в ешиве. Они сами прибирали зал для занятий и кухню. Аарон привел в порядок дом кузена Авраама, в Еврейском Квартале. Он помнил маленький сад, с гранатовым деревом, голубей, порхавших среди зеленых, свежих листьев.
– В Израиле сейчас весна… – он смотрел на луч света, на чистом полу, – все цветет. Гранаты, миндаль. Вокруг Кирьят Анавим, на холмах, цветы появились… – Аарон, всю неделю, ловил себя на том, что вспоминает «Песнь Песней»:
– Зима миновала, дожди прошли, ушли совсем. Первые ростки показались в стране, время певчих птиц пришло, голос горлинки слышен в краю нашем…
– Голос горлинки, – бормотал Аарон, – ее голос… – он больше ни о чем, не мог думать. Он представлял себе темные, миндалевидные глаза, с золотистыми искорками, тонкие, красивые руки. На пальцах девушки Аарон заметил пятна от чернил, и от ленты пишущей машинки. Дебора поймала его взгляд:
– Я ученый… – коротко сказала девушка, – пишу докторат. Я по контракту работаю, я не имею права… – Аарон сглотнул:
– Что вы… мисс Маккензи, то есть кузина Дебора… – он едва заставил себя произнести «кузина», – я тоже подписывал бумагу, о неразглашении… – документы выдавали на аэродроме Хэнфорда. Заведовал оформлением новоприбывших угрюмый капитан, в очках, с почти лысой головой. В бумаге говорилось, что любые сведения о местоположении базы, и происходящем в Хэнфорде, являются строго секретными. Разглашение каралось военным трибуналом. Приняв от Аарона подписанную бумагу, капитан, кисло, заметил:
– Напоминаю, что в компетенции трибунала вынести смертный приговор, лейтенант. Это я всем говорю, – он усмехнулся, пряча документ в папку, – на всякий случай…
Аарон смотрел на четкий, решительный почерк, на развороте книги. Покойная бабушка Мирьям писала карандашом.