Вельяминовы. Время бури. Книга 4 - Страница 119

119

– Напечатайте объявление о службах… – сказал отец Делани, – и его отправят… – он махнул рукой за окно столовой, – вместе с корреспонденцией.

За три дня в Хэнфорде, Аарон понял, что основная работа армейского капеллана заключается в канцелярском труде.

– Интересно, – усмехнулся он, сидя за бумагами, – во времена отца Аарона Корвино тоже так было? Он служил на Крымской войне, в Африке. Наверняка, – подытожил Аарон. Ему требовалось составить заказ для интендантов, на свечи, кошерные рационы, и вино. Первые несколько шабатов они собирались отмечать с виски, как делали евреи Запада, в прошлом веке. Здесь имелся армейский магазин. Аарону выдали деньги, на покупку нескольких бутылок. Аарону предстояло превратить часть кухни в кошерную и организовать доставку новой посуды. Он должен был позаботиться о подарках, на Пурим, заняться приобретением мацы, и попросить общину в Сиэтле, ближайшем крупном городе, прислать свиток Торы, и молитвенники.

– То есть самому придется ехать… – от Сиэтла до Хэнфорда было двести миль. Аарон обрадовался, что научился водить машину, в Палестине. По спискам, полученным в отделе личного состава, на базе работала почти сотня евреев, военнослужащих, и неизвестное количество ученых. Они звания не имели, и трудились по контракту. Занимался ими куратор из Министерства Обороны, который вскоре прилетал на базу.

Куратором оказался майор Мэтью Горовиц. Аарон, облегченно, вздохнул: «Он мне поможет».

Три капеллана сидели в одном кабинете. Личный прием они вели в комнатах, выделенных под церковь и синагогу. В первое утро, после приезда Аарона на базу, в столовой появилось объявление о новом капеллане. К Аарону пошли люди. Он выслушивал солдат, беспокоящихся о пожилых родителях, помогал составлять письма родне. Аарон даже советовал, как лучше сказать невесте, оставшейся в Сан-Франциско, что лейтенанта, военного врача, переводят из Хэнфорда в Перл-Харбор, на Гавайи.

– Ничего страшного, – успокоил Аарон офицера, – вам отпуск дадут. Поедете в Сан-Франциско и поставите хупу… – в Хэнфорде, насколько понимал Аарон, ни одной женщины не было. В армии они служили только медицинскими сестрами. Когда он навещал госпиталь, главный врач развел руками:

– В подобную глушь женщин обычно не посылают, лейтенант Горовиц. Может быть, они в научных зонах, среди контрактников… – возвращаясь в административный барак, Аарон подумал, что людей из научных зон он пока не встречал.

Сегодня был первый шабат, после его приезда на базу. На складе он получил пачку свечей. Утром Аарон привел в порядок плиту на кухне, и замесил тесто. Мука была не кошерной, однако с этим пока ничего было не сделать. Аарон поделился халами с поварами. Столовую обслуживали почти одни негры.

– Очень вкусно, рав Горовиц, – одобрительно сказали сержанты, – сразу видно, руки у вас отличные.

Руки немного ныли. Он испек халы на сотню человек. Вспомнив столовую, в кибуце Кирьят Анавим, Аарон улыбнулся:

– Госпожа Эпштейн теперь у них всем заведует. Хорошо, что я готовить научился… – он подумал о кузене Аврааме Судакове:

– Я уверен, что он долго в тюрьме не просидит, окажется в Европе. И я окажусь, с армией… – Аарон предполагал, что Америка, рано или поздно, поможет Британии.

– Не стой над кровью ближнего своего… – за обедом, в столовой, к Аарону подходили люди. В синагогу собирались прийти все евреи базы, кроме тех, кто был занят, на дежурствах. Тору он отнес в комнату, со свечами, халами, и бутылками виски.

– Пять бутылок на сто человек… – остановившись у ограды, Аарон решил выкурить последнюю, перед шабатом, сигарету, – может быть, изюм заказать? Вино я бы сделал… – он щелкнул зажигалкой:

– Надо с Крэйгом посоветоваться, с отцом Делани. Им легче. У них обыкновенное вино, для причастия… – вечера здесь были северными, белесыми, шумела река, Аарон прихлопнул комара, на гладко выбритой щеке. По верху высокой, в шесть футов ограды, протянули колючую проволоку. Посмотрев в щель между бревнами, Аарон понял, что стоит напротив одной из научных зон. В соснах перекликались, шуршали крыльями птицы. Аарон стер мелкие капли дождя, с лица. Ему показалось, что в окне типового барака трепещут, переливаются огоньки свечей.

– Почудилось, – вздохнул рав Горовиц. Потушив сигарету в урне, он пошел в синагогу.

У входа в столовую, пристроенную к рабочему бараку, на щите, вывешивали объявления и приказы по базе. Тускло горел жестяной фонарь, над головой, пахло свежим хлебом. Три раза в день ворота открывали, на зону въезжала машина с основной территории. Ученым привозили завтрак, обед и ужин. В столовой кипела электрическая урна, для воды. Им выдавали хороший кофе, чай, печенье и фрукты.

Дебора остановилась у щита. Они работали и по выходным дням. В субботу и воскресенье армия разрешила контрактникам посменный график. Почти все они писали доктораты, ученым требовалось время на личные занятия. Кроме этого, можно было гулять по двум милям зоны. В ширину территория была меньше, в щели забора виднелись владения большой базы. В лесу росли грибы и ягоды, но в феврале ничего еще было не найти.

– Скоро цветы распустятся…, – Дебора, рассеянно, грызла яблоко, – но звери не появятся. Им здесь шумно. И рыба уйдет, с гидростанциями… – пока в ручье водились и форель, и лосось. Дома, в резервации народа Большой Птицы, охотиться и рыбачить могли только индейцы. Покойная мать Деборы, Анна Маккензи, Поющая Стрела, немало времени потратила в судах, выбивая из правительства штата Монтана, привилегии, для людей Большой Птицы. Теперь племя владело тремя с половиной тысячами квадратных миль земли, горами, чистыми озерами, и реками. В резервации появилось свое правительство и суд.

119